Психотерапия. – № 11 (179). 2017, Сс. 3-10. Одновременно опубликована в Антологии Российской психотерапии и психологии – см. Антология российской психотерапии и психологии (Сетевое научно-практическое издание). Под ред. В.В. Макарова. М., 2017, сс.22-29.
Терапия творческим самовыражением (М.Е. Бурно) – в помощь Православию[1]
Автор: Бурно М.Е.
доктор медицинских наук, профессор кафедры психотерапии и сексологии Российской медицинской академии непрерывного профессионального образования (Москва), вице-президент ОППЛ. E-mail: allaburno@rambler.ru
Это не православная психотерапия. Это опыт жизненных наблюдений и психотерапевтической работы с тревожно-депрессивными пациентами, размышляющими о потустороннем мире. Что там? Особая жизнь или пустота? Этим пациентам, не соглашавшимся идти со своими вопросами к священнику, автор помогал в Терапии творческим самовыражением. Выяснялись характерологические способности к религиозному переживанию. Это нередко побуждало к встрече со священником. Или помогало почувствовать лишь грани созвучия с Православием, смягчая болезненные переживания.
Ключевые слова: переживания по поводу загробного мира; терапия творческим самовыражением (М.Е. Бурно).
– Да, в наше время трудно жить бы было без веры… – сказала княжна Марья.
– Да, да. Вот это истинная правда, – поспешно перебил Пьер.
– Отчего? – спросила Наташа, внимательно глядя в глаза Пьеру.
– Как отчего? – сказала княжна Марья. – Одна мысль о том, что ждёт там…
Наташа, не дослушав княжны Марьи, опять
вопросительно поглядела на Пьера.
– И оттого, – продолжал Пьер, – что только тот человек, который верит в то, что есть бог, управляющий нами, может перенести такую потерю, как её и … ваша, – сказал Пьер.
Лев Толстой. Война и мир, том 4, часть 4, XVI.
Настоящая работа – не о религиозной психотерапии (например, не о православной, не о дзен-психотерапии, не о позитивной психотерапии по Н. Пезешкиану и Х. Пезешкиану (в духе бахаизма)) [19, c. 472]. Это работа клинициста, психотерапия которого естественно-научна. Она, возможно, по-своему, по-земному, одухотворена, но не несёт в себе каких-либо истинных основ, мотивов, тональностей какой-либо религиозной веры – при всём серьёзном уважении автора к религии. Этим , кстати, и отличается психотерапевт с клиническим мироощущением от верующего психотерапевта.
Многие тревожно-депрессивные (без острой психотики) пациенты, склонные к аналитическому реалистическому размышлению и страху смерти, расспрашивали меня о религиозной вере в надежде, что она поможет им переносить страдания. Конечно, об этом надо было бы, прежде всего, расспрашивать священника. Но и нам, психотерапевтам, медицинским психологам, не уйти от этих настойчивых вопросов наших, обычно сложных душой, нередко пожилых, тревожно-аналитических пациентов. Особенно тогда, когда небредовой, не острый пациент по разным причинам категорически отказывается говорить со священником или, бывает, не удовлетворён такими попытками.
Американский психотерапевт Ирвин Ялом не советует привязываться к пациентам, потому что всё равно уходят. Но многие наши дефензивные хронические пациенты не уходят от нас десятилетиями. Помогаю им жить, вместе старея с некоторыми из них и готовясь к уходу из жизни. Уже не могу назвать их просто пациентами.
«Что есть Вера? – спрашивает меня тревожный, дефензивный человек. – Способен ли я, спасаясь от своих переживаний, сомнений, мучений, научиться веровать в Бога, если это верование не приходит само собою? Может ли помочь уверовать в Бога наша Терапия творческим самовыражением? Ведь это так важно и в наши годы, и в наше душевно напряжённое время. Что там – после жизни? Пустота? Никак? А если что-то есть, то как это есть?»
В психотерапевтической помощи, особенно глубоким, размышляющим пациентам, повторяю, решительно не желающим выяснять дело со священником, приходится, в своих, лечебных, пределах, чаще индивидуально, реже в группе, помогать и в этой интимной области. Что для меня означает – в своих пределах? Означает – не подменяя собою священника, а порою подготавливая пациента к встрече со священником, помогать человеку разобраться в особенностях природы своей души, характера для поисков своей дороги к Богу. Дороги или, может быть, надежды на эту дорогу. Клинико-психотерапевтически, то есть исходя из клиники, личностной почвы, пронизывающей клинику, помогать рассматривать собственную природную готовность, способность к религиозной вере. Веровать в Бога – значит, веровать в бессмертие души. Какой же будет душа в своём бессмертии? Как хотя бы смутно предположить это? Буду ли помнить земную жизнь? И т. д. Решить для себя эти вековые вопросы человек должен сам. И поиску своей дороги к Богу не следует мешать прямыми подсказками и выводами психотерапевта.
То, о чём размышляю здесь из своего многолетнего опыта психотерапевтической работы, чтения, преподавания, касается не только патологии. К примеру, патологический (психопатический ) характер есть болезненно-искажённое усиление здорового душевного склада. Но усиление мягкое, здоровое (акцентуация) встречается много чаще. Патологически усиленное характерологическое помогает отчётливее рассмотреть соответствующую разновидность здорового характерологического. Наконец, есть мнение, что у гениальных людей – иные характеры и иные душевные болезни, нежели у людей обычных, и нельзя поэтому научно сравнивать болезненно гениальное и болезненно обычное. Думаю, что характеры и душевные болезни гениев отличаются лишь большей глубиной, сложностью, выразительностью. Это и помогает в сравнении с ними яснее постичь подобные, но менее выразительные, характеры, душевные болезни остальных людей. В этом отношении вспоминается афористическое замечание Эрнста Кречмера. «Цветы шизофренической внутренней жизни нельзя изучать на крестьянах, – здесь нужны короли и поэты» [15, c. 170].
Особенностями природы души, характера люди, смолоду или с годами стремящиеся или не стремящиеся к религиозной вере, отличаются разной природной способностью веровать в Бога и по-разному веруют, если веруют. Рассказывал уже об этом [4, 6, 7, 24]. Здесь подытожу и уточню эти свои наблюдения.
Речь пойдёт о Православной вере, поскольку, в основном, приходилось помогать найти свой путь к Богу именно в Православии [2, cс. 541-549]. Было бы важно психотерапевтически изучать тему религиозной веры и в других российских вероисповеданиях [20, cc. 119-120].
Существом всякой монотеистической религиозной веры является, как известно, убеждённость в существовании всемогущего, доброго, всеведущего, справедливого и строгого, всепрощающего, вечного, единого, сверхъестественного Бога, управляющего миром, знающего о нас всё [20, cc.119-120].
- О пациентах аутистического (замкнуто-углублённого) склада. Это шизоидные психопаты (акцентуанты). По МКБ-10: шизоидное расстройство личности
Многие из них религиозны уже по своей природе. Иные чувствуют Бога даже с детства, даже воспитываясь в нерелигиозной семье. В группе творческого самовыражения и в жизни такие пациенты обычно удивляются: как это многие другие люди не чувствуют Божественную изначальность Духа, Благодать Святого Духа. Для клинициста это не удивительно. Природа аутистических людей такова, что для них подлинная реальность (действительность) с детства или с возрастом (когда начинают прислушиваться к чувству себя в мире) есть не материальное (осязаемое, чувственное), а изначально духовное. И эта духовная, потусторонняя, виртуальная, истинная правда жизни, воздействие которой они на себе чувствуют как известную зависимость от неё, обнаруживается в их творчестве не реалистически-полнокровно, а символами, сновидными образами, идеями Платона и т.п. Будь то рисунки, стихи, собственная сочинённая музыка, язык теоретической науки. Потусторонний, родной им, поистине действительный, мир символов и грёз видится, чувствуется нередко в духе сновидных картин Нестерова, Крымова, Борисова-Мусатова и других аутистических живописцев.
Нота изначальной духовности присутствует здесь порою даже в любовной чувственности, которая как бы ниспосылается как Благодать, духовно обогащая аутистов.
Природный, земной , телесный «сосуд» нередко глубоко уважаем ими как «приёмник», тонко улавливающий изначально духовное. Аутист (в том числе, душевно здоровый), не помышлявший о своей религиозности, часто в нашей психотерапии обнаруживает, что он религиозен, «знает» Бога. Доказательств существования Бога здесь не требуется. В этом мерцающем символами, сновидными образами, тут и там, потустороннем, неземном мире, в котором аутистический человек, порою одновременно всю жизнь, как бы подспудно, полуосознанно живёт, – свои доказательства. Своя неземная логика, свои измерения и пропорции, как в иконах и на символических картинах замкнуто-углублённых (или подобных им) художников (Рублёв, Матисс). Такой пациент (акцентуант), повторяю, мгновенно, безошибочно открывает религиозность в себе, сравнивая, к примеру, рублёвский «Спас» с «Христом в пустыне» Крамского. Именно первое есть для него Истина, Вечная правда, как и «Эльвира с белым воротничком» Модильяни (в сравнении с «Кружевницей» Тропинина). Мы лишь помогаем такому человеку прикоснуться вниманием к своему религиозному мироощущению. Потом идёт уже самостоятельная усложняющаяся духовная работа, работа религиозной веры, часто, наконец, встреча со священником и т.д. Это, повторяю, рано или поздно, происходит у большинства аутистических людей. Если, конечно, наша характерологическая диагностика не хромает.
Представление об идеалистически-духовном (без материальности, природности) существовании в потустороннем мире (во многом и аутисту неведомом) тревожит, страшит многих аутистов. Но при приближении к уходу и тихо радует как возвращение на родину, в родную Реальность, о которой напоминают сновидные картины художников, музыка Баха и т.п. Впрочем, всё здесь, у аутистов, жизненно по-разному – в зависимости от разных особенностей аутистичности.
Аристократически-аутистический, умирающий среди близких Андрей Болконский, некоторое время ещё «слишком любящий» земную Наташу, чувствует после перенесённых страхов расставания с земным светлое «пробуждение от жизни». Вот он уже и отрешён от земного. ««Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по-своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал» (Война и мир, том 4, часть 1, XV).
Отмеченная аутистическая двупланность душевно-духовной жизни и вдалеке от смерти порою затрудняет живое (с точки зрения здравого смысла), чувственное постижение земной жизни. Это затруднение порою огорчает человека в последние годы, месяцы жизни (например, в неспешном прощании с жизнью онкологического, безысходно наполненного разрастающимися метастазами больного). Такой человек начинает всей душой тянуться к земной жизни, стремится её ярче ощущать, творчески фотографировать (даже если раньше фотографией не занимался), описывать природу и события в дневнике, письмах и т.д. Поэт, прозаик, психотерапевт Татьяна Славская (1939-2010) оставила нам книгу об этом – «Помни о Жизни …» [22].
В рассказе православного писателя Бориса Константиновича Зайцева (1881-1971) «Река времён» (1964) [14] два русских эмигранта, архимандрита во Франции вспоминают оду Державина «Бог». Андроник читает вслух Державина.
Река времён в своём стремленье
Уносит все дела людей
И топит в пропасти забвенья
Народы, царства и царей.
А если что и остаётся,
Чрез звуки лиры иль трубы,
То вечности жерлом пожрётся,
И не уйдёт своей судьбы.
Архимандриты глубоко уважают Державина, оду «Бог» считают, в согласии друг с другом, «великой силы творением», «но не христианского духа» (сс. 526-527). «Господь больше и выше этого жерла. У Него ничто не пропадает. Всё достойное живёт в вечности этой» (с. 527). А то, что так написал, то «и святые испытывали минуты Богооставленности» (с. 527).
- О пациентах эпилептоидного (напряжённо-авторитарного) склада. Это эпилептоидные психопаты (акцентуанты). По МКБ-10: эмоционально-неустойчивое расстройство личности (импульсивный тип)
Пациенты эти, если они религиозны, то обычно убеждённо-однозначно, напряжённо-мощно веруют в Бога. Они и в религиозных переживаниях часто не способны отойти от земной, чувственной, сочной реалистичности. Потусторонний мир для них так же наполнен полнокровно-земными радостями. Это, случается, смущает верующих аутистов, порождая размышления о том, как же там, в той жизни, всё на самом деле неопределённо. «Да, Христос воскрес как Божественное чудо, – случается, поясняют эпилептоидные пациенты. – Но в неземном мире остаются земные удовольствия, даже ещё более яркие, чем сейчас, в этом и сила рая, и там у меня будет, наконец, послушная мне, влюблённая в меня женщина и не будет ни малейшего повода её ревновать к кому-то». Свои религиозные убеждения такие пациенты разъясняют неверующим с помощью «здравого смысла» («вот один тоже не верил…») и существованием «Божественного всемогущества», от которого летом вдруг снег пошёл. Убеждены порой, что наука доказала существование Бога, но не способны пояснять это, например, открытиями в физике.
Одни из таких пациентов принуждают своих детей-школьников к Вере ремнём, другие терпеливо-благородны к неверию близких, разъясняют им неустанно «очевидное».
Одни эпилептоиды (эпилептоидные акцентуанты) умирают от тяжёлой болезни, сверхценно не веря, что когда-нибудь умрут, другие покорно умирают со светлой убеждённостью перехода в истинное Счастье. Счастье изображается в их мечтах и сновидениях тоже, как отметил уже, чувственно-земным, но у каждого по-своему. Снится, например, основательный «благородный порядок» добросовестно, с уважением друг к другу работающих, благополучных, честных людей, «Всеобщая Справедливость» с «неотвратимым суровым, но и любящим, наказанием» для тех, кто стремится эту справедливость, нарушить.
Эпилептоидные пациенты, как и другие психопаты, акцентуанты, могут быть глубоко нравственными и глубоко безнравственными, лицемерными, а в других случаях добро и зло бесконечно разнообразно смешиваются в них. Всё это отражается в их религиозных переживаниях, высказываниях, делах и в их нередком безверии.
- О пациентах циклоидного (синтонного, сангвинического) склада, циклоидах. Это циклоидные психопаты (акцентуанты). По МКБ -10: циклотимия, циклоидная личность
В зависимости от длительного (даже пожизненного) или сравнительно недолгого преобладания в душе конституциональной радости или тревожно-горестных переживаний, в зависимости от мимолётной смены настроения циклоиды могут быть совершенно не предрасположенными к религиозному чувству, даже насмехающимися над Верой, или же по-своему глубоко тревожно-верующими людьми. Могут быть и переменчивыми по отношению к религии, сообразно настроению. Но и в случаях тревожной религиозной синтонности большинство верующих циклоидов чувствует, представляет Бога, хотя и неземным, но в мягко-романтическом, акварельно-импрессионистическом человеческом обличье – всеведущим справедливым добрым. Например, как бы Стариком-правителем в духе иллюстраций Гюстава Доре к Библии. Они часто убеждены в том, что за своё земное добро человек будет вознаграждён Богом, и учат этому своих детей. «Не горюй о потере. Если веруешь – значит найдёшь, получишь от Бога что-то ещё более ценное, значит, надо было то потерять, о чём горюешь». Впрочем, многие из них и до Веры, до вхождения в церковные обряды, исповеди батюшке испытывали душевное желание искренне вершить вокруг себя бескорыстное земное добро. Религиозная вера тревожных ранимых циклоидных людей может быть аффективно волнообразной по силе, («по настроению»), но всё же она достаточно крепка, если ей не помешают сильные всплески влеченческой , любовно-чувственной жизни.
Верующий циклоид обычно представляет жизнь после жизни в нежных земных реалистически-акварельных красках, наполненную тёплым светом, как встречу с любимыми умершими родственниками, тоже реалистически-акварельными. Этот тёплый свет, хотя бы в виде отдельных пятен, сквозь страдания, иногда не покидает умирающего даже неверующего или согласившегося только перед смертью веровать циклоида. Так умирающий Пушкин светло попрощался с книгами как с друзьями и просил, чтобы жена покормила его мочёной морошкой (воспоминания Даля). Приходилось слышать от пациенток, потерявших синтонных неверующих мужей, об их мужской трезвой мягкой естественности перед смертью с беспокойной земной заботой о близких. Просили подарить их одежду, рыболовные принадлежности тому-то и тому-то, вызвать машину, чтобы сразу увезти тело в морг, дабы не было дурного запаха и т.п.
В случившейся беде (например, в ожидании наказания) многие сангвиники (особенно женщины)в охваченности мощным аффектом часто теряют голову и умоляют знакомых, родственников «для спасения» нарушить закон (подделать документы и т.п.). Подобный живой мощный аффект может побудить неверующих сангвиничку, сангвиника, узнавших о своём серьёзном диагнозе, горячо и искренне поверить в Бога и просить Его о помощи.
Верующие циклоиды, эпилептоиды и соответствующие им акцентуанты, чувствующие природой своей первичность тела как источника духа, часто говорят об умерших как о телесных или полутелесных существах, с которыми возможно по обстоятельствам, по временам взаимно заинтересованно общаться. Это напоминает «отношения» между живыми и умершими в средневековой Европе (Гуревич А.Я.) [10, cc. 75-76] и в наших Святках (Виноградова Л.Н.) [9, c. 235]. О Святках этнограф Людмила Николаевна Виноградова пишет следующее. «Как показал краткий анализ основного круга зимних обычаев, их объединяет в единое целое именно поминальный характер: почти всё многообразие обрядовых форм, запретов и поверий группируется вокруг следующих этапов, – подготовка к встрече необычных «гостей» (приготовление обрядовых блюд, выпечка хлебов), приглашение их к столу (специальные словесные формулы, обычай оставлять лишнее место за столом и лишнюю ложку и пр.), приход ряженых (одаривание как «акт кормления»). И наконец, «проводы», и очищение дома» (с. 233).
Мы видим сегодня и на поминках и в простом, и в интеллигентном домах рюмку водки, прикрытую куском чёрного хлеба, – для умершего. Всё это мягко соединяется с Православием, как в православно-языческих картинах глубокого художника Николая Сергеевича Фомичёва [1, 19].
- О пациентах психастенического (тревожно-сомневающегося) склада, психастениках. Это психастенические психопаты (акцентуанты). По МКБ -10: тревожное (уклоняющееся) расстройство личности + ананкастное (обсессивно-компульсивное) расстройство личности
Обычно это люди по природе своей неверующие, даже в тревожной тоскливости по обстоятельствам. Даже в своей высокой, сложной, но земной одухотворённости. Эту земную одухотворённость, бывает, некоторые считают религиозной. Но она лишь гранью своего реалистического духовного света сродни, созвучна православной религиозности. Созвучна одухотворённым переживанием в виде стремления к доброте, скромности, совестливости, жалостливости и другой близкой им психастеноподобности. Видимо, по причине этого светлого относительного созвучия здесь редко обнаруживается склонность к воинствующему атеизму. Напротив, для врождённо-нравственных психастеников (таких довольно много) характерно немалое уважение к верующим с искренним стремлением самим поверить в Бога. Этим размышляющим желанием веровать в Бога-Добро были, по-моему, наполнены по временам жизнь, творчество Чехова. Здоровая психастеничность в широком понимании с нравственными раздумьями, исканиями, свойственна особенно российской интеллигенции. По своему содержанию она, видимо, серьёзно предрасполагает к Православию. «Православная этика исходит из того, что человек, будучи сотворён всеблагим и всемогущим Богом, есть существо нравственное по своей природе». Врождённые нравственные чувства и потребности, «звучащие в душе человека как «голос Божий» (совесть)», «образуют органическое единство» [20, c. 791]. Среди психастенических людей, в самом деле, много поистине совестливых. Во всяком случае, склонных к нравственно-этическим, совестливым переживаниям, в том числе, и после своих возможных малонравственных поступков. Психастеническая совестливость неразлучна со скромностью, стыдливостью, неуверенностью, переходящими в страстную (как у Белинского) уверенность в выстраданных, сокровенных раздумьях-убеждениях. Достоевский, обсуждая особенности русского характера, отмечает следующее. «Даже в Пушкине была эта черта: великий поэт не раз стыдился того, что он только поэт». В «других народностях» «от давнишней привычки к делу всех и каждого, успели рассортироваться веками занятия и значения людей, и почти каждый там знает, понимает и уважает себя – и в своём занятии, и в своём значении» (с. 249). И Православие Достоевский называет «живым чувством <…> народа нашего» (с. 328) [12].
Преподаватель нынешней ветлужской воскресной школы Алина Чадаева в своей книге «Православный Чехов» [23] приводит из статьи будущего философа, теолога Сергея Николаевича Булгакова «Чехов как мыслитель» (1904): «Чехову близка была краеугольная идея христианской морали…». Сама же Чадаева считает, что Чехов создал своими произведениями «Житие Всея Руси» и, в сущности, он святой. Профессор Московской Духовной Академии М.М. Дунаев считает Чехова «православным по духу» писателем [13, c. 664]. Российскому психастеническому интеллигенту прежних и нынешних дней, в самом деле, во многом созвучно содержанием своим Православие, но всё же часто нет природной предрасположенности к Вере, о чём скажу ниже. Полагаю, что нет и достаточных оснований считать Чехова религиозным православным человеком. Чехов, при всём строгом религиозном воспитании, природой своей души всерьёз не принимал своего бессмертия ни в виде телесной вечной нетленности на небесах после жизни [21, cc. 29-31], ни в виде чисто духовного существования без своего – и так деперсонализационно-зыбкого «Я», неразделимого с его опорой-источником – земным тленным телом. Многим психастеникам неприятно из чтения религиозных книг, что тело их при воскресении снова сделается нетленным, как когда-то было оно нетленным в раю у Адама. Но, по-моему, Чехов по временам бывал взволнован пониманием своего как бы бессмертия в будущем человечества, гранью своего созвучия с Православием и потому так пронзительно искренне сочувствовал Соне («Дядя Ваня»), веровавшей в «небо в алмазах» и что «услышим ангелов» и земное зло, наши страдания «потонут в милосердии, которое наполнит собою весь мир». Чехов с его природной психастенической характерологической деперсонализационностью, с одной стороны, не способен был полнокровно наслаждаться телесной чувственностью, а с другой – свою самособойность, главнейшее своё богатство, своё «Я», не чувствовал без его телесной, земной, тленной основы. Бессмертие своей Души Чехов понимал, скорее всего, по-своему, естественно-научно, как то, что его будут долго помнить и читать после его смерти (беседа с Буниным незадолго перед кончиной). Он был, думается, близок в своём отношении к религии к любимому им психастеническому Дарвину. Дарвина даже раздражало в Христианстве то, что «люди неверующие» (без любви к Богу – в том числе, его родственники, друзья) «понесут вечное наказание» [11, c. 206]. Чувствуется ли истинная любовь к Богу в творчестве Чехова?
Мать Мария (Скобцова) в 1937 г. в эмиграции, описывая типы религиозной (православной) жизни [16], напоминает о двух заповедях Христа – «о любви к Богу и о любви к человеку». Всё остальное есть «лишь раскрытие двух заповедей, исчерпывающих собой всё Христово благовестие». «Более того, путь земной жизни Христа есть раскрытие тайны любви к Богу и любви к человеку. Они вообще являются не только подлинной, но и единственной мерой вещей. Замечательно, что истина их заключается только в их сопряжённости. <…> Эти заповеди – два аспекта единой истины: уничтожьте один из них – вы уничтожаете всю истину» (сс. 53-54). Этой «сопряжённости», думается, в Чехове не было.
Об отношении Чехова к религии писал уже не раз в других работах [ 3, cс. 404-415; 4, c.33; 5, c. 440; 7, c. 309]. Здесь хочу уточнить, по-видимому, важное об особенности неверия гениального одухотворённого писателя, способного подарить миру такие близкие к Православию рассказы, как «Студент» и «Архиерей», необыкновенные многое открывающие нам паузы в пьесах, таинственный «удивительный звук» волчка в тишине вместе с «У лукоморья…» («Три сестры»). Тревожный далёкий «звук лопнувшей струны» («Вишнёвый сад») и т.п. Это чеховское неверие, для меня, проникнуто тем самым подспудным желанием веровать, не менее сильным, нежели живое желание Нины Заречной, которой, кажется, удалось поверить («Чайка»). Желание веровать подогревается всё той же психастенической мягкой деперсонализационностью, которая тревожной неопределённостью размывает сиюминутное в душе, и тогда умершие близкие или временно далеко от психастеника живущие дорогие люди чувствуются им, в его открывшейся одухотворённости, живее тех, с кем повседневно общается, будто они продолжают жить рядом без деперсонализационно-дереализационного тумана. Это переживается особенно отчётливо старым психастеником после смерти близкого любимого человека, который остаётся для него поистине живым в отличие от «поблёкших» живых людей. Складывается дереализационное чувство удалённости от повседневной жизни. Так характерологическая деперсонализационность-дереализационность способствует чувству Веры сквозь аналитическое материалистическое неверие. И в то же время пугает психастеника, размывая ещё пуще его и так неясное «Я». Не символически-сновидно-аутистически, а по-земному материалистически хочется, например, страдающему человеку к ушедшей из жизни любимой жене. Да, что-то будет там у них «не так, как на Земле». «Не будет быта, но будет главное – как-то, не знаю, как, но не по-земному светло и покойно вместе, как бы вместе». «Может быть, сказочно вместе». Да, не верится, природа, анализ мешают, но очень хочется верить, помогает этому поэтичность, даже психастеническая, если она есть. Желание верить порою усиливается до сверхценной психастенической убеждённости в бессмертии своём и близкого человека. И всё же это убеждение – нестойкое даже в старческом возрасте в отличие от эпилептоидной, паранойяльной сверхценности [4, сс. 106-113]. В конце концов, хочется просто быть в одном состоянии с любимым ушедшим человеком, любимыми ушедшими людьми.
Очень близкий, душевно, духовно созвучный мне психастенический психиатр и поэт, мой отец, Евгений Иосифович Бурно (1911-1994), не мог в течение последних пятнадцати лет своей жизни примириться со смертью жены, моей мамы. Вот стихотворение, написанное им в 83 года перед самым его уходом из жизни [18, с. 402].
Я знаю, что ты меня ждёшь!..
К тебе я стремлюсь не меньше.
На улице ветер и дождь.
Лик неба похож на погост,
Но там не живёт моя женщина.
Она – в параллели другой,
Где будет наш общий покой.
…Мы жить будем в светлом краю,
Где всё будет нам по плечу.
Там ветра не будет, дождя,
Лишь в памяти будет земля.
Июнь, 1994.
- О пациентах мозаичного склада души (характера)
а)О полифонистах (шизофренический спектр)
Они либо совсем не чувствуют, не понимают жизнь в не существующем для них, «придуманном трусами» потустороннем мире (трагические философы-материалисты [5, с. 387], либо чувствуют загробный мир, сообразно выступающим вперёд тем или иным характерологическим радикалом (особенно аутистическим), широко открытым религиозной вере. Чаще этот, иной, мир представляется им схизисно-земным, философически-гиперматериалистическим, парадоксальным. Например, они так поясняли жизнь в загробном мире: «Будем там есть те же щи из кислой капусты, ещё более матерьяльные, но другой длины волны». И в то же время предупреждает жену: «Не думай, что будем там всё время вместе – коснёмся крылышками и снова врозь». Порою для полифониста иной мир – это матерьяльно-зловещий мир (Босх) или просто чернота («Чёрный квадрат» Малевича).
б) О пациентах с мозаичным эпилептическим складом
Их религиозное чувство (обычно весьма напряжённое) так же зависит от преобладающих в характере радикалов и нередко, особенно при глубокой сложной душе, складывается в свою собственную религию, не умещаясь в известные мировые религии. Всемирно известные примеры этого – Толстой и Достоевский.
в) Об органических психопатах Груни Ефимовны Сухаревой и простонародных характерах
Здесь в психопатических случаях картина религиозного чувства зависит от преобладающих в характерологической мозаике радикалов в их органической мыслительной несложности. В случаях здорового простонародного характера с преобладанием душевности, дефензивно-нравственных переживаний – спокойное, естественное отношение к смерти с представлениями о загробном мире в духе народных сказок или без всяких раздумий о жизни после жизни, но с заботой об остающихся жить близких («Последний срок», «Василий и Василиса» Валентина Распутина).
В заключение советую психотерапевту-клиницисту в тех случаях, когда пациенты, отказываясь идти к священнику, настойчиво просят рассказать им о загробном мире, предложить им погружаться в Терапию творческим самовыражением поначалу индивидуально и затем, может быть, в группе, изучая себя среди других людей. Свой характер, свою болезнь, связанную с ними предрасположенность к своему мироощущению и, может быть, свой путь к Богу, свою картину загробного мира. Кстати, образы загробного мира люди с разной природой души представляют себе нередко похожими на образы сновидений, которые переживают во время сна. Пациенты посильно постигают, как каждый по-своему , особенностями природы своей предрасположен воображать, чувствовать жизнь после жизни. Или не чувствовать её вовсе. К этому так или иначе подводит Терапия творческим самовыражением.
«Если не удаётся почувствовать, что близок к Вере, – говорю пациентам,- и загробный мир представляется детской сказкой, то попробуйте глубже прояснить в нашей психотерапии своё национально-российское, русское с помощью проникновения в народные сказки, произведения Пушкина, Толстого, Чехова, Платонова). Это обогащённое возвращение к себе, своим национальным корням. При этом может усилиться желание веровать в своё религиозно родное. Пусть хотя бы желание, как у Чехова. Желание, например, по-своему, по-российски, выполнять древнее «Золотое правило» (не делай другим того, чего себе не пожелаешь). Это общечеловеческое правило впоследствии стало и христианским и современным общечеловеческим. Так и христианская заповедь Добра живёт в общечеловеческом «Делай добро» и «Спешите делать добро», что повторяли Чехов, Гааз, психиатр Корсаков. То есть, это тоже наше, для всех нас. Советую, держитесь и этого правила. Всё это есть, при желании веровать, своя скромная помощь Православию, пусть несравнимая с помощью, тоже не вполне религиозного Чехова, а впрочем, кто знает. Некоторые священники говорят, что такие нравственные люди ближе к Богу, нежели многие, считающие себя «верующими» (Ельчанинов). Прежде всего надо достойно пройти по своей земной дороге и достойно умереть».
Во многих случаях переживание своего неверия в Бога и трагической пустоты после жизни таким образом заметно смягчалось. Существенно улучшалось состояние тревожно-депрессивных пациентов в целом.
Что же касается обретения подлинной любви к Богу, необходимой для истинной веры в Бога, – тут поможет только священник. Священник способен помочь там, где без аналитического размышления, земного разумного толкования необходимо проникнуться неземным Смыслом Веры. Кто знает – может быть, земной разум – не единственный разум во Вселенной. Но здесь останавливаюсь. Далее скажет, тоже по-своему, священник.
Список литературы
- Белова О.В. Художник Н.С. Фомичёв и его серия «заговоры» // Живая старина.- 1996, № 1 (9).- Сс. 31-33.
- Бурно М.Е. Терапия творческим общением с природой и свой путь к Богу // Практическое руководство по Терапии творческим самовыражением / Под ред. М.Е. Бурно, Е.А. Добролюбовой. – М.: Академический Проект, ОППЛ, 2003. – 880 с., ил.
- Бурно М.Е. Клиническая психотерапия. – М.: Академический Проект; Екатеринбург: Деловая книга, 2006. – 800.с.
- Бурно М.Е. О характерах людей (психотерапевтическая книга). – Изд. 3-е, испр. и доп. – М.: Академический Проект; Фонд «Мир», 2008. – 639с., ил.
- Бурно М.Е. Клинический театр-сообщество в психиатрии (руководство для психотерапевтов, психиатров, клинических психологов и социальных работников). – М.: Академический Проект; Альма Матер, 2009. – 719 с.
- Бурно М.Е. К психотерапевтическим занятиям о переживании своего возраста: к практической Терапии творческим самовыражением (М.Е. Бурно) // Психическое здоровье. – 2015, № 4. – Сс. 17-22.
- Бурно М.Е. Терапия творчеством и алкоголизм. О предупреждении и лечении алкоголизма творческими занятиями, исходя из особенностей характера. Практическое руководство для врачей, психологов, педагогов, специалистов по социальной работе, социальных работников. – М.: Институт консультирования и системных решений, Общероссийская профессиональная психотерапевтическая лига, 2016. – 632 с., ил.
- Бурно М.Е. Духовность (одухотворённость) в отечественном методе «Терапия творческим самовыражением М.Е. Бурно» (ТТСБ) // Психотерапия. – 2016, № 5. – Сс. 9-25.
- Виноградова Л.Н. Зимняя календарная поэзия западных и восточных славян (генезис и типология колядования). – М.: Наука, 1982. – 236 с.
- Гуревич А.Я. Культура и общество средневековой Европы глазами современников (Exempla XIII века). – М.: Искусство, 1989. – 368 с.
- Дарвин Чарлз. Воспоминания о развитии моего ума и характера (автобиография) / Соч., т. 9. – М.: Академия наук СССР, 1959. – Сс. 166-242.
- Достоевский Ф.М. Дневник писателя за 1876 г. / Полное собр. соч., т.10, часть 1. – СПб.: Издание А.Ф. Маркса, 1895. – 446 с.
- Дунаев М.М. Вера в горниле сомнений: Православие и русская литература в XVII-XX веках. – М.: Издательский Совет Русской Православной Церкви, 2003. – 1056 с.
- Зайцев Б.К. Река времен. От Афона до Оптиной Пустыни. – М.: «Даръ», 2007. – 560 с.
- Кречмер Э. Строение тела и характер. 2-е русское издание. Пер. с нем. – М.-Л.: Госиздат, 1930. – 304 с.
- Мать Мария (Скобцова). Типы религиозной жизни. Изд-е 4-е. М.: Свято-Филаретовский православно-христианский институт, 2009. – 68 с.
- Николай Сергеевич Фомичёв. Живопись и графика / Составление А.А. Соколова. – М.: ООО «Алексеевское подворье», RusPrint, – 118 с.
- Неспокойный Евгений (Бурно Е.И.). Долго льды моей жизни тают… Стихи и переводы. – М.: Издательство Российского общества медиков-литераторов, 2006. – 677 с.
- Психотерапевтическая энциклопедия / Под ред. Б.Д. Карвасарского. – 3 изд., перераб. и доп. – СПб.: Питер, 2006. – 944 с.
- Религиоведение / Энциклопедический словарь. – М.: Академический Проект, 2006. – 1256 с.
- Сергий Молотков, священник. Практическая энциклопедия . Православие от А до Я. – СПб.: Сатисъ, 2003 – 510 с.
- Славская Татьяна (Т.И. Славина). Помни о жизни… Стихи и проза. М.: ЗАО фирма «Лика», 2009. – 302 с.
- Чадаева А.Я. Православный Чехов. – М.: «Поли MEdua» , 2005. – 240 с.
- Burno Mark Therapy by means of creative self-expression by M. Burno – TCSEB as the Russian native method-school of Therapy by means of Spiritual Culture // World Journal Psychotherapy. – 2011, № 1 (4).- Pp. 45-49.
[1] Полный текст пленарного доклада на Итоговом международном конгрессе года «Возможности психотерапии, психологии и консультирования в сохранении и развитии здоровья и благополучия человека, семьи, общества» 12-15 октября 2017 г. в Москве
